Как рыба гниет с головы, так и Россия сгниет от рук чиновников. "У НАС ЛЮБОЙ, КТО ПЫТАЕТСЯ СПАСТИ ПРЕДПРИЯТИЕ, СТАНОВИТСЯ СМЕРТНИКОМ"
Часто говорят, что Россия проигрывает конкуренцию в промышленности Китаю, что у нас слишком дорого и накладно производить что-то…
Есть поучительная история российского бизнесмена Павла Федоровича Чернавина. В 2000-е годы он пытался создать на Урале собственное автомобильное производство. Инвестировал свои деньги, просил одного: чтобы чиновники не мешали. Договорился с китайским концерном Geely о сборке автомобилей.
Но Чернавину не давали разрешения на сборку. Сказали, что он «связался с никому не известной китайской фирмой» (это Geely-то!). Потом обвинили в мошенничестве, долго расследовали дело, судили и — только в этом году — полностью оправдали. В интервью он рассказывает об особенностях бизнеса по-российски. В итоге завод разрушен, бизнесмен раздавлен, бизнеса нет… А автомобили Geely стали собирать в Белоруссии.
Оправданный экс-глава предприятия «Автомобили и моторы Урала» (АМУР) — об убивающих бизнес чиновниках и проблемах российского автопрома в интервью порталу Znak. Беседовала Оксана Луткова.
Фото: Марина Молдавская / Znak.com; фото завода: «Новоуральская газета».
По данным Верховного суда, лишь 2% приговоров по уголовным делам в России заканчиваются оправданием. В эту мизерную долю попал процесс в отношении бывшего собственника и директора новоуральского завода «Автомобили и моторы Урала» (АМУР) Павла Чернавина, которого прокуратура просила приговорить к семи годам лишения свободы в колонии общего режима по обвинению в мошенничестве и незаконном получении кредита. Оправдательный приговор был вынесен 7 августа, после чего Павел Чернавин взял паузу. Спустя полгода он дал интервью Znak.com, в котором рассказал, с чего начался крах его бизнес-проектов, какое условие было поставлено ему в обмен на спасение завода и почему в России до сих пор нет своего качественного автопрома.
— Редкий сегодня оправдательный приговор привлек внимание общественности к вашему процессу, и я слышала предположения, что за Чернавина мог заступиться какой-то влиятельный человек или структура. В свое время вы были приближены к руководству области, были известным бизнесменом.
— В судебный процесс никто не вмешивался, такого не было. Как только ты становишься опальным, не все люди хотят поддерживать с тобой тесное общение, хотя, конечно, есть масса тех, кто не изменил отношения ко мне. Было приятно услышать комментарий Эдуарда Росселя после того, как меня оправдали в первой инстанции. Причина оправдательного приговора в том, что в моем деле не было состава преступления. То, что мне инкриминировали, не соответствовало действительности. Я много вложил в АМУР, бился за него, пытался сохранить, делал для этого все, но я не нарушил закона. Сами посудите — расследование этого дела длилось четыре с половиной года, и, если бы были факты грубейших нарушений, разве меня за это время не закрыли бы? Если бы я знал, что за мной есть какие-то грехи, я бы остался в стране? Я не всегда находился на подписке о невыезде, и, более того, я выезжал с правительственной делегацией во Францию. Не хотелось бы, чтобы прозвучало пафосно, но я хочу жить в России.
— Вас обвиняли в выпуске фальшивых векселей, если я правильно помню?
— Обвиняли в том, что векселя были получены мной без правовых оснований. Но я вкладывал средства в предприятие, я выступал поручителем по кредитам. Я эти векселя не вывел, ни копейки по этим векселям не получил и не нанес никакого ущерба заводу. И это подтвердили законные представители завода в суде.
Когда в делах фигурируют большие суммы, в обществе обычно преобладает расхожее мнение: наверняка обвиняемый что-нибудь да взял. Но я был единоличным собственником АМУРа и смысла не было мне брать что-то у самого себя. Банкротить предприятие можно по-разному. В этом процессе имущество могут растащить, и собственник не может влиять на эту процедуру. Через векселя я вошел в число кредиторов завода и получил право на информирование о том, как идет эта процедура. Мне это было нужно — до 2010–2011 года я еще активно пытался спасти предприятие. По этим векселям несколько раз хотели возбудить дело, но не возбуждали за отсутствием состава преступления. Перед тем, как это все же случилось, в отношении меня была проведена массированная атака в СМИ. Я всегда был человеком с активной социальной позицией, у меня много недругов. Кто-то из них и развернул пиар-кампанию. Потом появилось дело.
— Кому это было нужно?
— Я понимаю, почему была такая кампания, кому я перешел дорогу по-крупному, но я не хочу об этом говорить. Я за 8 лет навоевался и устал. Я был уверен в своей правоте. Мне еще пытались инкриминировать, что я как поручитель якобы дал недостоверные данные, чтобы получить кредиты. Но никакого искажения информации при получении кредитов не было, суд и в этом разобрался.
— Это же было не единственное уголовное дело в отношении вас?
— Бизнесменов всегда начинают обвинять в какой-то злонамеренности. АМУР был работающим предприятием, на которое устойчиво поступала выручка. Вдруг раз — и росчерком пера федеральных чиновников предприятие остановили, и выручка перестала поступать. Я, как любой руководитель, начал закрывать первоочередные платежи, ведь если энергетики вырубят рубильник, предприятие остановится. Кроме того, я же думал, что проблемы временные и чиновники позволят возобновить производство. Мне надо было сохранить кредитную историю, поэтому я платил банкам. В связи с этим возник период, когда не был уплачен НДФЛ. Против меня тут же возбудили уголовное дело. Притащил я контракт, поступили деньги я закрыл НДФЛ — нет дела. Был этот факт и другие. Но все они были не злонамеренные.
— Уголовные дела, связанные с АМУРом, возбуждались не только в отношении вас. В роли обвиняемых побывали и бывший финансовый директор Валерий Хомяков, и бывший генеральный директор Юрий Афанасьев.
— На мой взгляд, это тоже без вины пострадавшие люди. У нас каждый, кто пытается спасти предприятие, оказавшееся в тяжелой ситуации, становится смертником. Например, два месяца задерживается зарплата — ты схлопотал уголовное дело. Получается, что при малейшем сбое на предприятии безопаснее поступать так: избушку на клюшку, всех уволить, все распродать. У нас в стране процедура финансового оздоровления неэффективна, у нас предприятия не выживают в процедуре банкротства, потому что законодательство плохое. Депутатам надо не всякую чушь обсуждать, а вносить изменения в закон о банкротстве.
Если поставить во главу угла тему сохранения производств, то надо в критической ситуации не распродавать предприятие, а «очищать» его от долгов. Для этого все долги предприятий надо конвертировать в акции — кредиторы на некоторое время становятся совладельцами. А после финансовой стабилизации предприятия должна быть предусмотрена процедура обратного выкупа акций. При этом возникает ряд тонкостей, например, с наличием залогов. Для их решения необходимо создавать механизмы. Если эти проблемы не поднимать, то наши предприятия будут уничтожаться, как АМУР. Его уже ни в прежнем, ни в каком виде не будет. И от этого никто не выиграл. Ни я как собственник, ни кредиторы, ни государство.
— Вы рассказывали, что роковым днем для АМУРа стало 10 октября 2008 года, когда правительство РФ приняло решение о введении заградительных пошлин на ввоз кузовов для автомобилей. Это поставило крест на планах по сборке в Новоуральске китайских автомобилей Geely. Во всей этой истории вы кого вините?
— Я взял новоуральский завод в 2003 году, когда он находился в предыдущей процедуре банкротства. Предприятие было без оборотных средств, простаивало несколько лет. Губернатор и полпред обратились ко мне с предложением его возглавить.
Пять лет я поднимал производство. Вместе с Уральским отделением РАН была проработана концепция его развития и модель создания автомобильного кластера. Я и тогда считал, и сейчас считаю, что Свердловская область — это идеальное место для автомобильного кластера из-за большого числа предприятий, в том числе оборонной отрасли, которым надо заполнять мощности в периоды отсутствия оборонного заказа. 34 завода заявили о намерении участвовать в проекте. Я предлагал начать со сборки китайского автомобиля, но итоговой целью было создание собственной модели. За пять лет, которые я руководил АМУРом, завод заплатил 900 млн рублей различных налогов, 1,3 млрд рублей — заработной платы. А банкротство завода знаете с чего началось? С 4,5 млн рублей задолженности по налогам. Как сказали в инспекции: «Вы нам портите статистику». Мне от государства не надо было ни копейки. Единственное, что надо было — чтобы чиновники исполняли закон, как он есть, без вольных трактовок. Но этого мы не получили.
АМУРу было необходимо разрешение на промышленную сборку. Четыре раза подавалось такое ходатайство в правительство РФ. Все четыре раза Минэкономразвития РФ утверждало этот проект сразу, а Минпромторг РФ зарубал. Сначала мне сказали, что я должен взять на себя обязательство по созданию мощностей на производство 30 тыс. автомобилей, после чего получу разрешение. Требование звучало так: ты вначале инвестируй, а мы посмотрим. Хорошо, я инвестировал, я создал мощности даже с запасом — на производство 35 тыс. автомобилей.
После этого — новая претензия: ты же к производству не приступил еще. Хорошо, я начал производить. Мы в 2007 году сделали 7,5 тыс. легковых автомобилей (параллельно собирались грузовые автомобили ЗИЛ и Таtа — прим. ред.). Опять подаю заявление и опять новое требование — а докажи, что ты через 1,5 года сможешь перестроиться под экологический стандарт Евро-3.
Когда я в четвертый раз подал заявление, мне открытым текстом сказали: «Да не дадим мы тебе разрешение». Знаете, какой аргумент был у чиновников? Мне сказали, что я связался с никому не известной китайской фирмой. На тот момент компания Geely Automobile, с которой я вел переговоры о совместной сборке, производила столько же автомобилей, сколько и «Автоваз». На следующий год после нашего разговора в Минпромторге «никому не известная фирма» купила легковое производство Volvo. Сейчас автомобиль Geely — один из популярнейших. Но в 2008 году российское правительство было ориентировано на сотрудничество со странами Европы и с США.
— А вы не пытались завязать партнерство с европейскими концернами?
— Потом уже, и там все было на порядок сложнее. Параллельно с китайскими производителями у меня шли переговоры с японской Mitsubishi Group. У них был интересный концепт, от которого они отказались. Автомобиль производили в Аделаиде, в Австралии. Я вел переговоры о приобретении этого концепта и завода. У японцев было условие — я должен был получить разрешение на промышленную сборку, а Минпромторг такого разрешения не давал. По задумкам, как только бы я получил разрешение на промышленную сборку, то начал бы работать и с китайцами, и японцами.
Я объясню, почему предлагал сделать ставку на Китай. Это самый крупный рынок, значит, там будет самое массовое производство с самыми низкими постоянными затратами на единицу продукции. Значит у такого автомобиля будет самая низкая себестоимость. Массовый сбыт принесет высокую прибыль, и спустя какое-то время автомобиль переоснастят, закажут хороший дизайн, и он будет не хуже корейских или японских моделей. Это сейчас и происходит.
В российском законе не было запрета на работу с Китаем. Кроме того, я вложил собственные средства в производство и имел право сам решать, с кем мне работать и какой автомобиль производить. Самое досадное, что проект остановили росчерком пера, даже не дав попробовать его реализовать. Запретив сборку, министерство оставило прежними условия ввоза готовой продукции, и в 2009 году в Россию было завезено 9 тыс. готовых автомобилей Geely. Чего добились-то? Вместо того, чтобы собирать автомобили в России, их, готовые, собранные в Китае, завезли сюда. А что происходит сейчас? Geely Automobile построили завод на 60 тыс. автомобилей в Белоруссии, другие китайцы строят заводы в Казахстане. Вместо того, чтобы делать автомобили в России, мы будем завозить их из Белоруссии и Казахстана. У меня всегда возникал вопрос — почему в России нет своего качественного автопрома? АМУР — это моя личная трагедия, но посмотрите, что стало с другими производствами.
Даже бизнесмен Михаил Прохоров прекрасную идею Ё-мобиля реализовать не смог. Кстати, тот же самый чиновник, отказавший мне в разрешении, потом в интервью поучал его, почему так произошло.
— То есть все эти случаи связаны между собой?
— В конспирологию уходить не надо. Но в стране создана такая система, при которой у самостоятельных автомобильных заводов нет условий для развития.
— «Автоваз» же есть.
— Вы посчитайте, сколько за все эти годы было вложено средств в «Автоваз». На них можно было создать несколько таких заводов, как «Автоваз», либо создать несколько десятков заводов помельче. И это было бы эффективнее. Вообще, без конкуренции любая бизнес-среда загнивает, поэтому «Автоваз» надо не заливать деньгами, а способствовать, чтобы появлялись конкуренты, которые бы его подгоняли. Надо менять законодательство и не надо душить тех, кто пытается подняться.
— Но у вашего проекта был ведь сильный лоббист — губернатор Эдуард Россель.
— Эдуард Эргартович действительно содействовал продвижению кластера, но силы, которым не нужен был кластер, оказались мощнее.
— Вы следите за тем, как сейчас идет процедура конкурсного производства на АМУРе?
— Нет. Переболел. Знаете, когда я перестал бороться за предприятие?
— Когда?
— В 2012 году. Против меня было возбуждено очередное уголовное дело, и как раз в это время меня пригласил в Китай президент фирмы Foton. Можно было заключить большой контракт на производство среднетоннажных автомобилей. Я находился на подписке о невыезде и пришел к следователю со словами: «Мне надо съездить в Китай, могу привезти контракт». Следователь отвечает: «Без проблем. Ты пиши, что согласен с обвинениями, и едь в Китай». То есть мне предложили спаси АМУР ценой своей свободы. Я отказался.
— Создается такое впечатление, что многие иностранные производители горели желанием собирать свои автомобили на Урале.
— Глава Foton заверял, что не только согласится на локализацию производства, но и не против выпустить автомобиль под совместной маркой «Амур-Фотон». Я его спрашивал — зачем Foton совместное производство? Президент компании на это ответил, что китайских производителей не пускают в Европу, а через Россию они смогут выйти на этот рынок.
— Уголовные дела против вас закрыты, но у вас осталась незаконченной еще процедура личного банкротства. Вы говорили, что у вас нет имущества.
— Все, что можно было, описано или продано. Кругом были мои личные поручительства.
— Когда процесс завершится, вы думали, чем займетесь?
— За последние восемь лет не прошло ни одного месяца, чтобы я свободно вздохнул. Для начала мне надо просто оглядеться и понять, что происходит. Но честно говоря, в производство идти я больше не хочу. Может быть, вернусь к научной деятельности или займусь преподаванием.
rusrand.ru
